Она впервые выступала в подобной роли. Не играла, а была - Матерью. Признавалась себе, что, даже находясь на сцене, не могла забыть своего Первенца. В антракте спешила во дворик за сценой театра в маргиланском парке культуры и отдыха. Там артистки «второго плана» или костюмерши нянчили ее Саиджона. Ласковый, не жаркий раннеиюньский день 1935-го навсегда стал для Юлдузхон памятным.
Она, как всегда, поспешила в антракте к своему чакалоку-малютке и услышала, как он ревет под причитания дежурной няньки. Нежно прижала к груди, губами стерла слезы с заплаканного лица. Крикун затих мгновенно, как только приложился к материнской груди. Она, счастливая тем, что сын так чутко чувствует ее, разулыбалась, не в силах оторвать глаз от любимца. Круглолицый, полнощекий, похожий на мать, малыш перени­мал силу и соки кормящей, смежив веки. Он ел и спал одновременно.
...Для Макса это видение, на которое он вышел совсем нежданно, было итогом стольких лет ожидания, что он, не раздумывая, взялся за камеру и щелкнул. Он был так рад, что, поблагодарив эту молодую актрису, ретировался, даже не спросив ее имени!
Вот так буднично в мир во­шел фотокадр, сделанный фото­корреспондентом «Правды Во­стока» (с 1927 по 1952 годы), неутомимым репортером Максом Захаровичем Пенсоном. Этот кадр стал его славой и памятью. Этот кадр навсегда за­печатлел Женщину-узбечку. И как все вечное, этот фотокадр имеет свое имя, свое название - «Узбекская мадонна». И, кста­ти, по-узбекски звучит так же, ибо итальянское слово «мадон­на» не переводится на другие языки, но произносится похо­же, как и на языке подлинника.
В 1937-м «Узбекская мадон­на» получила золотую медаль на выставке в Париже. О Пенсоне написаны книги, есть документаль­ный фильм. Правда, сделано это только недавно... Многие его фотодос­тижения «ходят» по буклетам и журналам, неся миру инфор­мацию об Узбекистане и узбекистанцах.
Фотолетопись на­шей страны в нелегкие годы ста­линщины, Второй мировой вой­ны и одновременно индустриа­лизации, всепроникающего света знаний, поступательного развития искусств - зафиксиро­вана такими, как Пенсон, под­вижниками фотодела. Однако не все они, не будем кривить душой, имели тот же талант ху­дожника, каким обладал Макс Захарович. Как бы то ни было, его творчество – неотъемлемая часть отечественной фотографии, в минувшем году отметившей свое 125-летие.
...Сын бедного белорусского ремесленника, выучившийся на про-фессио­нального живописца и графика, Макс связал жизнь с Узбекистаном в двад­цать с небольшим лет. Он горячо полюбил этот край.
В Коканде тех лет у молодого художника не было конкурентов для безбед­ного бытия. Однако судьба, как известно, преподносит сюрпризы. Один из них был обусловлен стремлением Макса познать сердце и душу коренных жителей. Он стано­вится учителем рисования и черчения в сельской глубин­ке. Трудится с присущим ему увлечением, целеустремлен­ностью и получает первую и нежданную награду – фотоаппарат, марку которого ныне и выяснить нелегко.
Это событие стало переломным в судьбе даровитого художника: отныне он с фотокамерой, что называется, и просыпался, и засы­пал. Подобную страсть бесхитростно именуют так: ни дня без негатива. Пенсон бы сказал: ни дня без стек­лянного негатива. Хотя реального не­гатива вокруг доставало, репортерс­кий взгляд фотокорреспондента крупнейшей в республике газеты ос­танавливался на Человеке - хлопкоро­бе, кузнеце, поливальщике, арбакеше, учителе, артисте...
Неподдельный интерес к внутрен­нему миру Человека освобождал Макса Захаровича от необходимости «выстраивать» кадр, просить персо­наж явить улыбку. Он снимал стре­мительно, мгновенно оценив про­фессиональным чутьем красоту че­ловеческого состояния и пережива­ния. Отмечу, что ныне его коллеги обожают снимать скрытой камерой, более подглядывая, дожидаясь сен­сационного ракурса, но лишь изред­ка попадают «в десятку». Пенсона не привлекал «поставленный» сни­мок, потому он снимал помногу, а затем с присущим художественным вкусом и самокритичностью отбирал наилучший вариант. Нередко случа­лось, что его снимки, если и доходи­ли до газетной полосы, в вышедшем номере газеты уже не значились... Словом, частенько Макс Захарович работал, что называется, в стол, остановлен­ный жесткой рукой редактора или цензора. И на долгое время замеча­тельный кадр оставался невостребо­ванным.
Снимал Пенсон простейшей «лей­кой». Об этом стоит напомнить, ибо наметанный взгляд, которым он обла­дал, оказывался глубже возможностей объектива. Художественное чутье ре­портера «Правды Востока» тридцатых-пятидесятых годов прошлого столетия, которым мы гордимся, позволяет современ­ным молодым людям увидеть жизнь дедов и прадедов без прикрас, без наслоений конъюнктуры, но истин­ной, реальной.
Считается, что человек помнит себя с пяти лет. Нынешнее поколе­ние при всей фантазии не может конкретно представить, как жили предшественники, довольствуясь лишь словесным описанием. Но не зря утверждают: лучше раз увидеть, чем сто раз услышать. Творчество Макса Пенсона несет в себе живое духовное начало, много говорящее потомкам. С этим согласны и руководители отечественной Академии художеств, в прошлом году при содействии посольства Швейцарии в Узбекистане организовавшие поистине масштабный вернисаж фототворчества Макса Захаровича в столичном Центре современного искусства. Этого мнения придерживаются и зарубежные исследователи его необычайного взгляда на Узбекистан и узбекистанцев, для которых мастер черно-белых сюжетов, запечатленных на негативе, ныне заново открывается.
- Отец работал не ради славы, да и вообра­зить не мог, какой ис­кренний интерес по­явится в мире к его снимкам, - поделилась Дина Максовна Ходжаева-Пенсон. - С 1998 года, когда спустя шестьдесят лет, его фотографии по­явились на Всемирной выставке в парижском Лувре, творческое на­следство ожило, полу­чило высочайшую оценку многих выдающихся деятелей культуры, включая патриарха фото­искусства Анри Кретьен-Брессона. С этюдами Пенсона знакомы отныне в Германии и Израиле, России и Ита­лии.
Еще немалое число негативов, фотоотпечатков вообще могли «не ожить». После смерти Мак­са Захаровича они валялись в разрушенном ташкентским землетрясением домике, подле­жащем сносу... Их спасла дочь Дина и ее муж – известный узбекский кинодокументалист и литератор Файзулла Ходжаев. Дина спасла архив отца. Именно ей мы обязаны тем, что имя Макса Захаровича не будет предано забвению. Она перетаскала в своем рюкзаке и чемоданах ты­сячи негативов и фотоотпечат­ков, чтобы три десятка лет наво­дить на них глянец, защитить от разрушения, пыли и грязи. С каждого мгновения, зафикси­рованного отцом его простень­кой камерой, Дина сделала кон­трольные отпечатки.
Человеку, да­лекому от труда фотокорреспон­дента, фоторепортера, сложно представить, какую адову работу выполняла не день и не месяц, не год и не два Дина Пенсон-Ходжаева. Стоит немного приоткрыть тайну, чтобы стало понятно, почему она занялась этой «не женской» работой. Дело в том, что сама Дина Максовна более двух десятков лет отдала служению фотоделу, сни­мая сюжеты для становившегося на ноги в Узбекистане телевиде­ния.
«Дочь продолжает дело отца...» Вернисаж с таким назва­нием родился в 1998 году. В тот год впервые представилась возможность Дине Ходжаевой выставить свои фотоработы и также впервые, спустя почти полвека, заново «открыть» нам Макса Захаровича Пенсона.
Станислав Алтунянц.
На репродукциях: фотографии Макса Пенсона из архива его дочери Дины Пенсон-Ходжаевой: «Вдохновение», «Узбекская мадонна», «Танцовщица».

---